Владимир Порус. Эпитафии нашему времени.
Takeaway. Цюрих, 11 января 2025 г. (© forall.swiss)
Искусство, Литклуб

Владимир Порус. Эпитафии нашему времени.

«Швейцария для всех» публикует сто эпитафий, которые философ Владимир Порус написал с 25 октября 2020-го по 2 января 2022 года. Гротескные ритмы откликаются чертовщиной Гоголя и Босха. Игру зарифмованных смыслов предваряют слова автора.

Ковид ушел в прошлое. Или в будущее, кто знает.

А поэзия вечна. Или нет, кто знает.

Вот вам, нынешние, что я писал для минувших. Эпитафии мои кто-то оплевал (чтобы не издевался над), кто-то приветствовал (но это тогда). А кто-то понял, что это эпитафии нам, нашему времени, что скончалось вместе с жертвами ковида. Но таких понятливых было немного. А будет еще меньше.

Ну и ладно, уж как будет.

Читайте.

Владимир Порус

Родился в 1943 году в городе Ош Киргизской ССР. Вырос на востоке Украины, в Луганске. С 1962 года живет в России. Советский и российский философ, специалист по теории познания, философии и методологии науки. Доктор философских наук, профессор.

Эпитафии жертве ковида

I

Смеясь, он дерзко презирал
Угрозы рык.
Он маску весело срывал
И ел шашлык.
Теперь под камнем гробовым
Уснул навек.
Создатель, смилуйся над ним –
Се человек!

II

Сказали: масочный режим!
Он так и жил.
Он даже руки с мылом мыл
И не курил.
Но вот беда, случилось так:
Пришел ковид,
И упокоился бедняк,
Что здесь лежит.

III

Был путь его и прост, и прям:
Почти не пил,
Зарядку делал по утрам,
Жену не бил.
Зачем он обратился в прах
За пару дней?
Пусть Бог рассудит в небесах –
Ему видней.

IV

Она не верила в ковид,
В приметы и в чертей.
Конечно, муж был блядовит,
И не было детей.
Но вот пришли лихие дни,
Муж зарыдал над ней.
Прохожий, голову склони,
И пожалей!


image description
image description
Люди превыше всего. Три года кровопролитной российской агрессии
| Новости, Общество

Люди превыше всего. Три года кровопролитной российской агрессии

Украинские и российские правозащитники при поддержке ряда антивоенных и гуманитарных организаций на исходе третьего года кровопролитной российской агрессии объявили о...

Александр Роднянский: «Это мучительный внутренний разговор»
| Искусство, Общество

Александр Роднянский: «Это мучительный внутренний разговор»

В издательстве «Медуза» вышла книга украинского продюсера, режиссера и медиаменеджера Александра Роднянского «Нелюбовь. О путинской России в девяти фильмах». Александр...


V

Пленяла пышной красотой
Она мужчин.
Цвела как апельсин весной
Или жасмин.
Но смерть – садовник без души,
Пришла с косой.
Постой, прохожий, не спеши,
Вздохни, родной!

VI

Еще могла бы жить да жить,
Варить борщи,
Соседок матом костерить,
Лечить свищи.
Теперь настала тишина,
Ни звука нет.
Зачем покинула она
Сей скорбный свет?

VII

Он заслужил труду в награду
Свой пенсион.
Машину, дачу, баньку рядом —
Но умер он.
Вдова и сын, да иже с ними
Наперебой
Твердят: – Покойся со святыми,
Господь с тобой!

VIII

Он был прекрасный семьянин,
Любил футбол,
Сторонник масок и вакцин
И хлебосол.
Но кто поймет тебя, судьба?
Твой гнев суров.
Помянем божьего раба
Без лишних слов.

IX

Под сей плитой лежит пиит,
От мира скрыт,
Служитель муз, властитель дум
И друг харит.
Он жил, как пел, и пел, как жил,
Не наобум,
Но зная толк, и лишь ковид
Его сломил.

X

Он был атлет и хоккеист,
Грудь колесом.
Он слышал шайб летящих свист,
Оваций гром.
Усы в начес и бравый вид,
Улыбки дам.
Он жил бы, если б не ковид,
На радость нам.

XI

Всегда подтянут, свежебрит,
К услугам вашим.
Казалось, никакой ковид
Ему не страшен.
Силен как бык, умен как слон,
И горд здоровьем –
Теперь вкушает вечный сон
Под сим надгробьем.

XII

Она старалась как могла
Лечить людей.
Настойки травные пила,
Чабрец, шалфей.
Компресс из кислого вина,
Массаж ланит.
Не помогло. Теперь она
Под камнем спит.

XIII

Он был в округе первый хват,
Ходок и селадон.
Ему в любви и черт не брат,
Был щедр и весел он.
Любили жены удальца,
Мужья кривили рот.
Кто нам такого храбреца
Из вечности вернет?

XIV

Любил детей, любил жену –
И не одну,
Он источал любовный пыл
Ко всем, с кем жил –
К соседу и к его речам,
К собакам, рыбкам.
И даже смерть он повстречал
С улыбкой.


image description
image description
Александр Роднянский: «Это мучительный внутренний разговор»
| Искусство, Общество

Александр Роднянский: «Это мучительный внутренний разговор»

В издательстве «Медуза» вышла книга украинского продюсера, режиссера и медиаменеджера Александра Роднянского «Нелюбовь. О путинской России в девяти фильмах». Александр...

Люди превыше всего. Три года кровопролитной российской агрессии
| Новости, Общество

Люди превыше всего. Три года кровопролитной российской агрессии

Украинские и российские правозащитники при поддержке ряда антивоенных и гуманитарных организаций на исходе третьего года кровопролитной российской агрессии объявили о...


XV

Смотрел футбол и биатлон,
Копил магниты.
Его осипший баритон
Бубнил сердито:
– Ну что за черт, нельзя же так!
Мазилы!
Прохожий, ты замедли шаг
У сей могилы.

XVI

Он книжек толстых не читал,
Какой в них прок?
И вертопрахам нечета,
Досуг берёг.
Был рассудителен и смел,
Душою чист.
Дохнул ковид – и он слетел,
Как в бурю лист.

XVII

Он был веселый тамада
И бонвиван.
За словом острым никогда
Не лез в карман.
С ним даже уксус был вином
Под сладкий плов.
Мы за столом вздохнем о нем
Без лишних слов.

XVIII

Она была – ни дать, ни взять –
Дух здешних мест.
Так говорили дочь и зять,
И весь подъезд.
Мы без нее, как сердца без.
О грусть, молчи!
Быть может, к нам она с небес
Слетит в ночи!

XIX

Здесь неизвестный человек
Заснул навек.
Его никто в последний путь
Не проводил.
Ничья не капнула слеза
Ему на грудь.
И даже рифмы не нашлось
На эпитафию.

XX

Такую надпись прочитать:
«Сдается место!»
Прохожий, хватит лоб чесать,
Пора решенье принимать,
Не то, пойми, такую мать,
Здесь очень тесно,
А где-то надо же лежать,
Признайся честно!

XXI

Он был еще совсем не стар,
Хоть и в годах.
Когда-то пил он «Солнцедар»
И «На бруньках»,
А в наши дни он пил «Боржом»
И пиво «Bud».
Теперь во тьму он погружен.
Покойся, брат!

XXII

Он в космос так и не слетал,
Зато во сне
Он был на озере Байкал
И на Луне,
По морю плыл среди акул
В одном из снов.
Пришел ковид, а он уснул –
И был таков.

XXIII

Он до конца был в курсе дел,
Хоть и болел.
– Ну, как там Байден? – он спросил,
Почти без сил.
И, получив ответ: – All right! –
Шепнул: – O, США! –
И улетела к Богу в Рай
Его душа.

XXIV

Его судьба проста как чих:
Родился, жил,
Женился, вырастил двоих,
Почти не пил.
С начальством ладил, чтил закон,
Не слыл дебилом.
Как жаль, что нас покинул он!
Покойся с миром!

XXV

Он не истратил жизнь свою
До половины,
С гор вечности в юдоль сию
Сошли лавины.
Мог бы пахать и сталь варить,
Прорыть каналы.
Смерть потянула жизни нить
И оборвала.

XXVI

Он знал, что смертен, факт, что знал,
Сомнений нет.
Но за обедом он съедал
Пять-шесть котлет.
Его здоровый аппетит
И блеск в глазах
Пусть память наша сохранит
В веках.

XXVII

Она была сама любовь,
Нет кожи глаже.
Бывало, только вздернет бровь,
Мужчины в раже.
Любила кошек, голубей,
Соседку Риву.
Мы будем тосковать о ней,
Покуда живы.

XXVIII

Он был мудрей, чем Соломон,
Писал сонеты,
В соблазнах жизни искушен,
Давал советы.
Он помогал терпеть и жить.
Его нет с нами.
Теперь придется шевелить
Мозгами.

XXIX

Он, что греха таить, любил
Слегка приврать.
Две рюмки – больше он не пил –
И ну болтать.
За анекдотом анекдот,
Смеялись мы.
Кто нам теперь его вернет?
Увы, увы.


image description
image description
Александр Роднянский: «Это мучительный внутренний разговор»
| Искусство, Общество

Александр Роднянский: «Это мучительный внутренний разговор»

В издательстве «Медуза» вышла книга украинского продюсера, режиссера и медиаменеджера Александра Роднянского «Нелюбовь. О путинской России в девяти фильмах». Александр...

Люди превыше всего. Три года кровопролитной российской агрессии
| Новости, Общество

Люди превыше всего. Три года кровопролитной российской агрессии

Украинские и российские правозащитники при поддержке ряда антивоенных и гуманитарных организаций на исходе третьего года кровопролитной российской агрессии объявили о...


XXX

Он направлял теченье мысли
Политбесед,
На завтрак кушал только мюсли,
Бифштекс – в обед.
Он был политиком народным,
Любимцем масс.
Зачем он так бесповоротно
Ушел от нас?

XXXI

Она жила потихоньку,
Работа, ужин, ночь.
Ни с кем не ссорилась. Только
Растила сына и дочь.
И выросли дети большие,
А маму не сберегли.
Такая вот пандемия,
Черт ее побери!

XXXII

– Стабильность! Лучше слова нет! –
Он повторял
И за стабильность двадцать лет
Голосовал.
Но как-то жизнь сошла с пути,
И рубль упал.
Ему ковид помог найти
Свой идеал.

XXXIII

В кинотеатры не ходил
И на футбол.
Он просто погулять решил
И в лифт вошел.
Потом не стал он различать
Где вонь, а где духи.
О, как нелепо помирать
От этой чепухи!

XXXIV

Коль ты прохожий, проходи,
Ведь ты же не дебил,
Смотри себе не навреди
Прогулкой средь могил.
Я был, как ты, здоров и смел,
Пил водку, будто квас,
Не знаю сам как заболел,
И вот – ушел от вас.

XXXV

Ты слышишь голос мой, дружок?
Я здесь, хоть и незрим.
Уж коль пришел, постой чуток,
Давай поговорим.
Да ты не бойся, я не зол,
К тебе претензий нет.
Спасибо, что ко мне пришел,
Мой будущий сосед.

XXXVI

А мой диагноз – не ковид,
Болячек рой –
Бронхит, рахит, конъюнктивит
И геморрой.
Дабы не раздувать кошмар,
Свой вклад я внес,
Чтоб под статистику комар
Не подточил свой нос.

XXXVII

Ее любил весь наш район
И даже дети.
Веселым нравом восхищен
Был каждый третий.
Но как забывчив стал народ,
Прильнув к бутылке –
Никто цветы не принесет
К ее могилке!

XXXVIII

Как одиноко! Свой досуг
Мне не с кем разделить!
Остановись, мой добрый друг,
Позволь мне прикурить!
Нет, ты не понял: свой бычок
Не надо здесь давить.
Я просто так, мой дурачок,
Хотел с тобой побыть.

XXXIX

– Не может быть! – он прошептал
С последним вздохом.
Он пандемию отрицал,
Не ныл, не охал.
Он верил, что беда уйдет,
Как дым растает.
Пусть в Божий рай свой путь найдет
Душа простая!

XL

Он выполнял приказы рьяно,
И штрафовал
Тех, кто без масок в рестораны
Попасть желал.
Он службу нес не денег ради,
На пост – как в бой.
Даруй ему, ковид, награду –
Сон и покой.

XLI

Отдыхал на Сейшелах,
Делал тайский массаж,
Его бронзовым телом
Любовался весь пляж.
Развлекался нехило.
На ковид наплевал.
И отправился с миром
На последний привал.

XLII

Он был игрок и фарт при нем
Такой, что зашибись!
Пришел ковид. Сказал: – Гульнем?
Но ставкой будет жизнь!
– В очко? – Идет! Смотрел в глаза
И на весь банк попер.
Десятка. Двойка. Взял туза –
И вышел перебор.

XLIII

Его любили за кураж
И за харизму.
С улыбкой делал он дюбаж
И ставил клизму.
Он боли утолял рукой,
А сердце – песней.
Дай Бог теперь ему покой
В тиши небесной.

XLIV

Он был уже отчасти лыс,
И остеохондроз
Так докучал и кости грыз,
Как старый злобный пес.
Но несмотря на дряхлый вид,
Он был еще ого!
И жил бы, если б не ковид,
Черт бы побрал его!

XLV

Она умела петь, плясать,
Водить авто,
Мужчин солидных увлекать,
Чужих притом.
Свою шальную красоту
Могла она ценить.
И надо же заразу ту
Ей где-то подцепить!

XLVI

Он написал сто двадцать книг
Друг друга толще.
Он тайны творчества постиг –
Куда уж больше.
Теперь его труды лежат
Как пирамиды.
А он погиб – простой солдат –
В борьбе с ковидом.

XLVII

И что мне, брат, сказать тебе?
Ты сам все видишь.
Не предавайся, брат, журбе,
Не плачь на идиш.
А здесь все та же кутерьма,
Все тот же дрек и паки.
Сказав би ще, та слiв нема,
Як тiльки «Fuck it».

XLVIII

Ты заблудился средь могил?
Присядь и отдохни.
Я здесь уж давний старожил,
Аж, почитай, с весны.
И нас все больше, все плотней
Наш молчаливый круг.
Ты будешь здесь среди друзей.
Пока гуляй, мой друг!

XLIX

Он был, как Пушкин, кучеряв
И длиннонос, как Гоголь.
Как Лев Толстой, всегда был прав,
Не спорил с Богом.
Любил жену, любил детей,
Мораль из басен.
И умер просто, без затей,
Со всем согласен.


image description
image description
Александр Роднянский: «Это мучительный внутренний разговор»
| Искусство, Общество

Александр Роднянский: «Это мучительный внутренний разговор»

В издательстве «Медуза» вышла книга украинского продюсера, режиссера и медиаменеджера Александра Роднянского «Нелюбовь. О путинской России в девяти фильмах». Александр...

Люди превыше всего. Три года кровопролитной российской агрессии
| Новости, Общество

Люди превыше всего. Три года кровопролитной российской агрессии

Украинские и российские правозащитники при поддержке ряда антивоенных и гуманитарных организаций на исходе третьего года кровопролитной российской агрессии объявили о...


L

Он бушевал, как ураган
Над полем жизни.
Умел он дать отпор врагам
Своей отчизны.
Он был сторонник жестких мер
И твердой силы.
Как непривычно тих теперь
Он в лучшем мире!

LI

Его не пристрелили, нет,
От козней банды
Его хранил бронежилет
И взвод коммандос.
Когда какой-то чох напал,
Глотнул бурбону –
Но вирус перед ним не снял
Свою корону.

LII

Он жил с улыбкой на лице,
Всегда веселом.
Лечился витамином С
И арбидолом.
Он дожил бы годов до ста,
Легко, приятно.
Как мог ковид его достать?
Невероятно!

LIII

Они состарились вдвоем
За долгих сорок зим.
– Я принесла заразу в дом!
Что делать будем, Джим?
Он ничего ей не сказал
В ответ на сей вопрос.
Но он ее поцеловал,
Как в юности – взасос.

LIV

Когда он перенес ковид
И вылечился, кстати,
Ему сказали: – Се ля ви! –
Соседи по палате.
Но, взяв на радостях на грудь,
Поставив Богу свечку,
С рулем не справился чуть-чуть
И выехал на «встречку».

LV

В гробу его спокоен лик
И нос остер.
А в жизни был такой шутник
И бузотер.
Куда придет – стоит бедлам,
Но прочь печаль!
Теперь утихнет шум и гам,
А право, жаль.

LVI

От скуки странствовать горазд,
Он по свету сновал.
Венесуэла и Кавказ,
Бразильский карнавал.
Последний раз еще весной
Собрался на Цейлон,
Но под кладбищенской сосной
Свой путь закончил он.

LVII

Он верил в медицину,
Когда болел живот.
Волшебную вакцину
Он ждал почти что год.
Но был здоровым с виду,
Трудился как ишак.
И все же от ковида
Не убежал, бедняк.

LVIII

В несколько строк не вместить благодарную память
Ямбом трескучим, тем более, нудным хореем,
Пусть говорит она только гекзаметром вечным,
Душу усопшей хотя бы на миг воскрешая.
Правда, покойница вовсе стихов не любила,
Она продавщицей была в лавке мясной, что напротив.
И покупателям ножки сбывала свиные,
Их одаряя улыбкой своей лучезарной.

LIX

Мог бы, конечно, он мог бы стать Марадоной
Или Зиданом, хотя и не знал по-французски,
Ну, на худой конец, мог бы и Дзюбой он стать,
Если несчастье тогда не случилось бы с ним.
Мяч подкрутил он прямо в окно управдома,
Выпорот был он отцом и бесславно оставил футбол.
Старый отец его, ныне сраженный ковидом,
Здесь погребен и под скорбной плитою лежит.

LX

Весть он услышал, будто коты переносят заразу,
Всюду чихая, где ни придется, а люди болеют.
Сделал он тысячу масок котам беспризорным,
Стал их отлавливать, даже спускаясь в подвалы.
Кончилась эта затея печальным итогом:
Он поскользнулся на мокрых ступенях и рухнул,
Скорая помощь пришла, к сожалению, поздно.
От сотрясения мозга умер борец с пандемией.

LXI

Среди богов олимпийских пуще чтил он Гермеса,
Бога великого, что не чурался уловок торговых.
Так или этак, приняв во внимание суть пандемии,
Взял он кредит на приличную сумму в валюте
И поспешил ею выгодно распорядиться.
Срок подошел, но платить по счетам он не будет,
Только успел заказать себе памятник строгий,
А эпитафию кто-то напишет, как же иначе?

LXII

Нет, не скажет никто, что он был какой-то шестеркой,
Был он «в законе» и повторял как молитву:
– Dura, конечно, lex, но дураком, братишка, не будь,
Жить по понятиям надо, тогда и lex нипочем!
Так он и жил, а на зону захаживал редко,
Впрочем, и там он окружен был почетом.
Но подхватил он ковид совершенно случайно,
Кто этот вирус пустил, мы еще разберемся.

LXIII

Нет никого под луной, кто был больше, чем он, оптимистом,
Что ни возьми, он всегда говорил: – Будет лучше! –
И расплывался в улыбке, когда говорил о грядущем,
Верил в науку, в ее необорную силу,
Верил политикам славным, речам их медоточивым,
Верил в целебную силу настойки из корня имбиря,
И до последнего вздоха верил: успеет вакцина
Стать от ковида защитою неодолимой.

LXIV

Он «против всех» голосовал,
Шепча: «Какое блядство!»
Потом и вовсе перестал
На выборы являться.
Перед концом, дыша едва,
Почти в предсмертной коме
Те же заветные слова
Он прошептал – и помер.

LXV

Он бизнесом владел нехилым,
Вложил в него бабло и пыл.
И молодежь с улыбкой милой
Уму да разуму учил.
Китайский вирус счел разводом,
Признать опасность не хотел.
И умер перед Новым годом,
Под аппаратом ИВЛ.

LXVI

Путник, прошу, замедли свой шаг торопливый!
Ты ведь умеешь читать? Надпись прочти, не спеша.
Я был газетчиком, лучше сказать – журналистом,
Нас щелкоперами люди обидно зовут.
Глупо, конечно. Я перьев и сроду не видел.
Так и не знаю, мой друг, посочувствуй хоть ты мне,
Вышел ли номер, в котором хотел я увидеть
Свой репортаж об успехах борьбы с пандемией.

LXVII

Знаю, сраженье с ковидом вступило в победную фазу,
Враг не разбит, но близка уж победа над гадом.
Вижу, идут эшелоны, груженные тоннами ампул,
И самолеты летят с тем же грузом на все страны света,
И теплоходы плывут по морям, океанам и рекам.
Скоро окончится всюду постыдный локдаун,
И в ресторанах столичных вновь воцарится веселье –
Вспомните, люди, тогда нас, что ушли не дождавшись.

LXVIII

Вы, пробираясь меж плит и надгробий могильных,
Знаю, уже притомились строки читать эпитафий,
Словно беседуя с теми, с кем раньше встречались вы в жизни,
Но не спешите встретиться вновь в сумрачном царстве Аида.
А потому, домой возвращаясь с печальных прогулок,
Не забывайте, прошу, обрызгаться хлоргексидином,
Тщательно руки помыть, высморкать ноздри со звуком –
Это я вам говорю: здравствуйте многая лета!

LXIX

Ты надпись, друг, осилил?
Она гласит
О том, кто здесь в могиле
Спокойно спит,
Как будто бы на съезде,
Избранью рад,
В удобном мягком кресле
Спит делегат.

LXX

Много вас бродит средь наших могил неприютных,
Лень и безделье причиной тому, разве не так?
Мой вам совет, хоть и будет он по барабану,
Ибо умишком своим вы безрассудно довольны,
Что и написано явно на лбах ваших медных:
Не ошивайтесь тут, овцам безмозглым подобно,
Дуйте в аптеки, купите себе санитайзер
И протирайте им все, что возможно еще протереть.

LXXI

Жил я как все – не вышел ни ростом, ни чином.
Умным меня сроду никто не назвал,
К сроку женился, детишками бог не обидел,
Девочка – в маму, мальчик – ну, вылитый я.
Так бы и умер, из многих ничем не заметен,
Вирус помог мне славное место занять:
Слева – профессор, справа – народный избранник,
Я между ними, равный средь равных, лежу.

LXXII

Он был антиваксером рьяным,
Он даже купил куаркод,
Хотя не ходил в рестораны,
Ну, разве что два раза в год.

Сменялась волна за волною,
Он твердо стоял, как утес.
Но фарт повернулся спиною –
Ковид его все же унес.

LXXIII

Едва локдаун объявили
Или каникулы, как знать,
Он, словно иноходец в мыле,
Рванул в Египет отдыхать.

А там, хватив излишек джина,
Загнулся бедный индивид.
Что ж, такова его судьбина.
А виноват во всем ковид!

LXXIV

Любила всех собак и кисок,
Бывало, как пойдет куда,
Тащила им костей, сосисок
И даже «Вискас» иногда.

Но вот случилась пандемия…
Могилку видите одну?
Сидят коты – O, mamma mia! –
И тихо плачут на луну.

LXXV

Он был советским до костей,
То есть любил давать советы:
Придет ли кто-то из гостей
И спросит то или про это –

Как суп варить, писать стихи,
Носить берет и спать с женою…
Прости, Господь ему грехи!
Спи, наш советчик, Бог с тобою!


image description
image description
Александр Роднянский: «Это мучительный внутренний разговор»
| Искусство, Общество

Александр Роднянский: «Это мучительный внутренний разговор»

В издательстве «Медуза» вышла книга украинского продюсера, режиссера и медиаменеджера Александра Роднянского «Нелюбовь. О путинской России в девяти фильмах». Александр...

Люди превыше всего. Три года кровопролитной российской агрессии
| Новости, Общество

Люди превыше всего. Три года кровопролитной российской агрессии

Украинские и российские правозащитники при поддержке ряда антивоенных и гуманитарных организаций на исходе третьего года кровопролитной российской агрессии объявили о...


LXXVI

Клевый оратор – народ его слушал в экстазе,
Жесты, нахмуренный лоб – являли течение мысли.
Жирный басок – вот и стремительный взлет
К самым вершинам, прости его Бог, краснобайства.

Где это все? Вместо раскатов громовых
Слышится шорох тусклых речей шепелявых.
Нас обездолил вульгарный коронавирус,
Будем скучать в тягомотине дней безотрадных!

LXXVII

Бывало, всего боится,
За окном ли залает пес,
Скрипнет ли половица,
Шепчет: – Спаси Христос!

Боялся читать газеты,
Перечить своей жене.
На том, а не этом, свете
Теперь спокоен вполне.

LXXVIII

Как он любил баварские колбаски,
Пирог с грибами, с клецками бульон,
Уху по-царски и шашлык по-карски,
Форшмак еврейский, водку, самогон,

Ирландский виски и коньяк французский,
Испанский херес и кубинский ром…
Так выпьем же по-нашему, по-русски –
Мы, как и он, когда-нибудь помрем.

LXXIX

Уйдя в духовные потуги,
Он плотских не терпел забав
И, говорят, в постель к супруге
Ложился, ватника не сняв.

Когда душа, покинув тело,
Сокрылась в горних небесах,
Свидетель Бог, она летела
В домашних, до колен, трусах.

LXXX

Не то, чтоб был антисемитом
(Он кончил университет),
Но приговаривал сердито:
– От них, евреев, спасу нет!

Но не злопамятен Спаситель.
Он душу грешника простил,
К себе в небесную обитель,
Как собеседницу, пустил.

LXXXI

Вредная баба была, что правда, то правда,
Мало кто мог устоять под напором речей ее бранных:
– Этот мерзавец, а та вообще проститутка!
Ох, и народец пошел! – она часто в сердцах говорила.

Ну, а когда объявили в Москве злосчастный локдаун,
Только ковид от страданий соседей избавил…
Мир ее праху! Но даже могилку той бабы
Люди смиренно обходят, крестясь, стороною.

LXXXII

Правильный был человек – никогда и ни в чем не грешил,
Ни против истины, ни против известных приличий.
Не был замечен ни разу в порочащих связях.
Если сморкался, то пользуясь чистой салфеткой.

Только вот женщины как-то его не любили,
Скажет ли что, они ручкой прикроют зевоту.
Ну и напрасно! Когда б не ковид смертоносный,
Стал бы для многих невест женихом он завидным.

LXXXIII

Жизнь его тайна. Раскрыть ее мы не вправе.
Где он родился, что сделать успел, вам это надо?
Вот и не суйте свой нос, оно и спокойней, и лучше,
Много вас тут развелось, любопытных не в меру.

Скромным он был, и свои ордена и медали
Даже по праздникам не нацеплял на пиджак однобортный.
Мог бы погибнуть сто раз от ножа или пули.
Этот ковид мерзопакостный… Кто б мог подумать?

LXXXIV

Не было в нашем районе повесы такого,
Да и не будет, куда до него молодым!
Не было юбки такой или, скажем, джинсов в обтяжку,
Чтоб не слетали мгновенно под взглядом пылким его.

Шесть раз женат, а уж скольких любил, неизвестно,
Так и хлестал из него жизни кипящий поток.
Даже могилка его, проклят да будь этот вирус,
Как-то торчком, вы уж простите, стоит.

LXXXV

Где ударение ставить: ковИд или кОвид?
Мучился этим вопросом он до последних мгновений.
Страстно любил он порядок, а строгую точность
Ставил превыше всех ценностей многоразличных.

Вот подойди осторожно к могилке его аккуратной
И потихоньку скажи: «Пятью пять будет двадцать!»
Из-под земли ты услышишь глухое ворчанье:
«Вот до чего довели либералы российскую школу!»

LXXXVI

Как много он знал, это трудно даже представить,
На всякий вопрос имел он ответ, подробный и точный.
Не стоило рыться в пыли кладовых Интернета –
Он все вам расскажет в беседе за кружкою пива.

Вот это, пожалуй, и было причиной несчастья,
Однажды исчез он надолго и найден был мертвым.
Сказали, что это ковид быстротечный. Вполне вероятно.
Чего не бывает в глобальный разгар пандемии…

LXXXVII

– Волны ковида как волны житейского моря,
Утлым суденышком жизнь моя носится в них.
Но, капитан, я пою эту песенку, вторя
Всем перекатам горластых громов грозовых!

Так веселился он, стоя «под мухой» на пирсе,
Но посмеялся над ним, бедолагой, безжалостный рок:
Он поскользнулся и вниз головою свалился.
Что тут поделаешь? И «Ковивак» не помог.

LXXXVIII

Он, как и Веничка, в жизни ни разу не пукнул,
Грубого слова никто от него не слыхал.
В давке, бывало, кто-то толкнет его в спину –
Он улыбнется и скажет: – Простите меня!

Вот и сейчас он стоит потихоньку у Рая,
Очередь всем уступая, кому невтерпеж.
Длинной колонною бедные жертвы ковида
В царство небесное с робкой надеждой идут.

LXXXIX

– Вы, что, герой, – его спросили, – и на ковид вам начихать?
Он покраснел, как перец чили, и не нашелся, что сказать.
Тогда его спросили гаже: – Где куаркод, едрена вошь?
Он отслюнявил пять бумажек, а сколько в сумме – не поймешь.

– Ну, нет, на что это похоже? – вскричал разгневанный народ.
Таких героев бить по роже, чтоб знал, где зад, а где перед!
Что было дальше, мы не знаем. Теперь под каменной плитой
Он, как и в жизни, несгибаем, лежит красивый, молодой.

XC

– Я, вишь, не сплю четыре ночи,
И дух мой, вишь ты, изнурен!
Давай спасай, Господь, короче! –
Так обратился к Богу он.

– Учись, дурак, просить у Бога!
Спать хочешь? Вот тебе ковид!
Глупец помучился немного
И беспробудно спит.

XCI

Она любила в зеркало глядеть:
То волосок пинцетиком под губкой,
То щеточкой реснички подвертеть,
То поясок потеребить над юбкой.

Осиротел теперь зеркальный диск,
Теперь ему не отражать гримаски,
Кто перед ним сегодня строит глазки?
Слетел на свежий холмик жухлый лист.

XCII

Вышла замуж – детей родила
Развелась – горевала не очень,
Недосуг – все дела да дела,
И ни разу не съездила в Сочи.

Для себя никогда не жила,
Что ни день – в расписании подвиг.
Тут ковид подвернулся – ушла,
Так сказать, на заслуженный отдых.

XCIII

Он мыслил, то есть понимал,
Что смерть пришла и не уступит,
Покорно снадобья глотал,
Шепча: – My life is very stupid!

Безжалостен угрюмый рок!
Чего бы проще: тьма и точка!
Но тот, кому назначен срок,
Не будет выпущен досрочно.

XCIV

Все мечтала: вот будет покой,
И не надо в декабрьскую стужу,
Растворяясь, сливаясь с толпой,
По утрам пробираться на службу.

А когда санитары везли
В ту палату, откуда нет ходу,
Ей почудился запах земли,
Несмотря на сырую погоду.

XCV

Волю покойного свято исполнила фирма
«К новому берегу», так называлась она.
После кремации прах запечатали в урну
И посредине реки опорожнили ее.

Все хорошо, и не будут стоять у могилы
Толпы поклонниц, пришедших с цветами и без.
Это опасно – бушует еще пандемия,
Риск заражения – стоит ли им пренебречь?

XCVI

– Ковид – какой-то излишек,
Узор на консервной банке.
Мало ли мрет людишек,
Взять хотя бы по пьянке!

Какая же, блин, паскуда,
Придумала этот вирус?
Так он ворчал, покуда
Губы еще шевелились.

XCVII

Он не дожил до ста одного,
И ковид, благодетель проклятый,
От инсульта избавил его,
Заодно и от рака простаты.

Пенсионному фонду помог
И родне, что устала от деда,
Выдал шанс прочитать некролог
Перед стопкой во время обеда.

XCVIII

Он, между прочим, был не прочь
С собой в могилу уволочь
Всех женщин, чтобы там любить,
Все деньги, чтоб небедно жить,

Всех тех, кто против, тех, кто за,
Кто врет в глаза и за глаза,
Тех, кто труслив, и тех, кто смел –
Забрать с собой – под ИВЛ.

XCIX

Он просил похоронить
Ближе к вышним сферам –
На Кавказе, может быть,
Или в Кордильерах.

Обещали. Но пока
Пандемия ныне,
Схоронили чудака
В подмосковной глине.

C

На унитаз, как на коня
Взобрался, не спеша,
И улетела в рай душа,
Доспехами звеня.

Кто здесь, кто там и кто в пути,
Смотрели ей вослед.
Ведь жизнь прожить, сказал поэт,
Не поле перейти.

Владимир Порус

Изображение:

Takeaway. Цюрих, 11 января 2025 г. (© forall.swiss)

Поделитесь публикацией с друзьями

Комментарии на сайте

Марина Охримовская

Вопрос читателя:

Уважаемая редакция.
Я с большим интересом прочитала эпитафии Владимира Поруса и приобрела неприятное депрессивные чувство.
Зачем вы печатаете такие отвратительные стишки, когда вокруг столько горя, когда у людей не просыхают слёзы от утрат войны. Это бессердечное, бездушное рифмоплётство с полуиздёвочным тоном о человеке, униженном, безвольном и бессильном перед вирусом. Эти стишки вызывают не только чувство бессилие, но и боль за ушедших близких и друзей. Не понимаю, зачем это бессилие воспевать? Чтобы нам — людям стало ещё больнее от осознания этой слабости, когда и без этого война — это страдание. Просто возмутительные стишки.
N

Ответ редакции:

Уважаемая N, добрый день!

Большое спасибо за ваше письмо.

Согласна, что время действия в сочинении В. Поруса «Эпитафии нашему времени» универсально и выходит за рамки эпидемии ковида. Автор как бы приглашает читателя на погост, где сто надгробий снабжены эпитафиями, и становится ясно, что насельники воображаемого кладбища ушли в мир иной из-за общего обстоятельства непреодолимой силы. Через эпитафии раскрываются характеры и род занятий персонажей, создается галерея человеческих портретов, подобных гоголевским, читателю дается острый импульс почувствовать кратковременность и бренность бытия, искусство побуждает к размышлению и сопереживанию.

Мерой настроений времени являются чувства людей, а содержанием — их поступки, с учетом этого философские «Эпитафии» В. Поруса сообщают нам, что ограниченность человека во времени продолжительностью его жизни, а в пространстве — объемами тела, ограничивает и меру его добрых и злых дел. И в этом оптимистический посыл: злой человек ровно так же смертен, как и добрый. Продолжение размышлений приводит, например, к идее: меняйте то, что возможно изменить, примиритесь с тем, на что повлиять не можете, отличайте одно от другого. Вспомним еще, что эпитафия как жанр известна и ценима людьми с древних пор, а из недавних — фрагмент стихотворения Бродского «Еврейское кладбище»

https://rustih.ru/iosif-brodskij-evrejskoe-kladbishhe-okolo-leningrada/

«Еврейское кладбище около Ленинграда.
Кривой забор из гнилой фанеры.
За кривым забором лежат рядом
юристы, торговцы, музыканты, революционеры.

Для себя пели.
Для себя копили.
Для других умирали.
Но сначала платили налоги,
уважали пристава,
и в этом мире, безвыходно материальном,
толковали Талмуд,
оставаясь идеалистами.

Может, видели больше.
А, возможно, верили слепо.
Но учили детей, чтобы были терпимы
и стали упорны.
И не сеяли хлеба.
Никогда не сеяли хлеба.
Просто сами ложились
в холодную землю, как зерна.
И навек засыпали…»

Учитывая парадоксальность темы, прошу разрешения опубликовать в комментариях ваш вопрос инкогнито и этот ответ.

С благодарностью и уважением, Марина Охримовская

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Похожие тексты на эту тематику